Ниндзя в тени креста - Виталий Гладкий

Делать массаж животным Гоэмона научили, едва он сел в седло. Езда на лошади не была главной дисциплиной в ниндзюцу, но хорошо подготовленный синоби должен был уметь делать все то, что делали самураи. А лошадь для самурая была важнейшим богатством. Позволить себе содержать лошадей мог только состоятельный самурай. Поэтому ниндзя, иногда маскирующиеся под богатых самураев, обязаны были владеть искусством верховой езды.

Сначала Гоэмон давал лошади понюхать свои руки, потом слегка похлопывал ее по шее и давал понюхать руки снова. Почувствовав на руках человека собственный запах, животное обычно успокаивалось и расслаблялось. Массаж он начинал с легких поглаживаний, следуя руками за всеми выпуклостями тела. Исходная точка находилась за ушами, затем юноша постепенно переходил от одного участка тела к другому в следующей последовательности: шея, плечо, грудь, спина, круп, передняя нога, задняя нога. Закончив с одной стороны, переходил на другую и массировал лошадь в той же последовательности.

На следующий день лошадки выглядели бодро и даже игриво, будто и не было позади нелегкого пути по совершенно скверной дороге. Фидалго удивлялся, но помалкивал. Де Алмейда уже привык, что его слуга – настоящий кладезь разнообразных знаний, о которых он не имеет понятия. Впрочем, слуга номинальный; фидалго не забыл, что освободил Гоэмона от его клятвы. Теперь юноша был ему скорее оруженосцем, нежели слугой, хотя прежние обязанности тот по-прежнему исполнял безотказно.

Под вечер седьмого дня, после того как они покинули Коимбру, им повезло примкнуть к небольшому купеческому каравану. По крайней мере, так думал обрадованный Фернан. Караван следовал в Гуарду, куда держали путь и фидалго с Гоэмоном. Больше всего радовало и успокаивало де Алмейду то, что караван сопровождала охрана в количестве десяти вояк. Именно вояк, потому что это не были профессиональные солдаты, а всего лишь собресальенте – резервисты, обычно снаряжавшиеся за свой счет.

Гоэмон не разделял радости, которой буквально светился фидалго. Юноша сразу подметил, что собресальенте обращаться с оружием как должно не умеют. Оно было в ненадлежащем состоянии – грязное, нечищенное, а опытный, бывалый воин просто не может позволить себе такого небрежения. Ведь от оружия зависит его жизнь. Что толку от тупого меча или боевого топора без петли на конце рукояти, которая не позволит потерять оружие в сражении?

Ко всему прочему собресальенте были чересчур шумными; они наперебой рассказывали о своих героических подвигах, и от этих историй даже Фернан де Алмейда морщился, как от дурного запаха, – они были чистейшим враньем. Но он благоразумно помалкивал, потому что охрана каравана представляла собой настоящий сброд. Уж в этом такой опытный солдат, как фидалго, разобрался быстро. Он хорошо знал цену собресальенте, которые обычно выступали, как шакалы, подбирающие на поле боя падаль – грабили поверженных солдат противника, не брезгуя даже рваной и замаранной в крови одеждой.

Конечно, дорогое оружие, панцири, кошельки с монетами доставались латникам и пехотинцам-казадорес, но и того, что оставалось, вполне хватало, чтобы удовлетворить жажду наживы неприхотливых собресальенте, набранных в основном из городской бедноты и бродяг. Иногда их нанимали для сопровождения караванов, но только в крайнем случае, когда не было под рукой более подходящих кандидатур. Купец, который решался на такой шаг, сильно рисковал.

Каждую ночь начальник охраны (доверенный человек купца, единственный, кто был настоящим знатоком военного дела) выставлял стражу. Но толку от нее было мало. Из-за этого Гоэмон потерял покой и сон. Он вообще спал очень чутко, но теперь и вовсе превратился в один обнаженный нерв. Что-то ему не нравилось в окружающей обстановке, однако что именно, он понять не мог. Места здесь были чужими, незнакомыми, даже враждебными; лес, и тот шумел не так, как в Хондо, а голоса птиц казались непохожими, хотя многие из представителей пернатого царства Португалии водились и в Нихон.

Ночь в любом лесу наполнена звуками. То подаст голос ночная птица, то ветер пробежится по верхушкам деревьев и они недовольно зашумят, заскрипят, уронят на землю немного листьев, то хрустнет сухая ветка, и приходится гадать, уж не враг ли подкрадывается к биваку? Хотя это, скорее всего, кто-нибудь из лесных обитателей, ведущих ночной образ жизни.

Изощренный слух Гоэмона сортировал разные звуки, будто складывал сюрикены в чехол – один за другим, в строгом порядке, вдобавок еще и прикладывая к каждому звуку объяснение его происхождения. Точно так же работало и его обоняние. Когда караван располагался на ночь, молодой ниндзя пытался увести де Алмейду несколько дальше от слуг купца и погонщиков каравана, а в особенности от собресальенте, которые воняли, как стадо свиней. Но фидалго лишь отмахивался. Он быстро нашел с купцом общий язык, и они бражничали у костра до полуночи, а затем Фернан там же и засыпал, закутавшись в плащ.

Гоэмон старался держаться несколько в стороне, куда свет костра, который горел всю ночь, не доставал. Это был или куст, или камень, или ложбинка. А на подходах к этому месту он расставлял примитивные, но очень действенные сигнальные ловушки, – вбивал в землю колышки и низко над землей натягивал тонкие шнуры, образующие хитрую паутину. В темноте шнуры трудно заметить, и любой, кто вздумает приблизиться к Гоэмону незамеченным, обязательно зацепится за них и грохнется на землю.

Эта ночь выдалась чересчур шумной – поднялся сильный ветер. Чем ближе караван подходил к Гуарде, тем холоднее становилось. В горах дыхание зимы начало ощущаться гораздо сильнее, нежели на равнине. Поэтому люди жались ближе к костру, где было теплее. Лишь Гоэмон не изменил своему обычаю, лег спать в отдалении от всех. Тренировки под руководством ямабуси сделали его организм малочувствительным к холоду. Молодой ниндзя мог поддерживать комфортную температуру тела даже в мороз. Он долго не мог уснуть; какое-то беспокойство шпыняло его, как заноза в пятке, и молодой ниндзя безуспешно пытался понять, почему так тревожно на душе.

Юноша задремал лишь после полуночи, однако его сон был неглубоким и полным кошмарных сновидений. Проснулся он мгновенно, будто и не спал. Неподалеку от его лежки сначала раздался шум, а затем падение тяжелого тела, которое завершилось тихой руганью на незнакомом ему языке. Ниндзя-то словно сам прыгнул в руку Гоэмона. Даже не сильно напрягая зрение, он увидел, что в его сигнальной ловушке запутался какой-то человек.